Евгений Забелин

Сданы в архив минувшие века,

И об отцах не вспоминают дети...

Пусть город мой из сумрака столетий

Своим быльем томит сибиряка.

Плененному служилыми людьми,

Среди степей широкогрудых сразу

Ему пришлось по царскому указу

Встать крепостью над берегом Оми.

В июле рдел медовым зноем склон,

Зимой лежал под молчаливым снегом,

Но в даль глядел, грозившую набегом,

Бессонными глазами бастион.

Тревожно надрывалось сквозь туман

Горнистов металлическое пенье;

Не раз сжигал глухое поселенье

Огнем вражды джунгарский дикий хан.

Где пушки сторожили тишину,

Где осыпалась ржавчина бурьяна,—

Ботфортами гвардейскими улана

Гагарин перетаптывал страну.

Наместником, поставленным Петром,

Сгибал стрелу кочевничьей отваги,

Чтоб на литых колесах колымаги

Разблескивались шины серебром.

Таежную взбуянил глухомань...

Айрат в дома, закованные в камень,

Морозными, седыми соболями

Носил к нему смирившуюся дань.

Все ж темен путь у княжеской судьбы.

Князь был в Москве, хмельной от ассамблеи,

За воровские, лютые затеи

Нещадно бит и вздернут на дыбы.

...Здесь крепостной перегибался ров —

Теперь река зализывает кручи,

И памятью, тяжелой и дремучей,

Обвеяны рассказы стариков...

Качаясь, выплывают облака,

Сгорает день за предосенним садом...

Пергаментным, истлевшим листопадом

Отшелест